Неточные совпадения
Таким образом, однажды, одевшись лебедем, он подплыл к одной купавшейся девице,
дочери благородных родителей, у которой только и приданого было, что
красота, и в то время, когда она гладила его по головке, сделал ее на всю жизнь несчастною.
— Спасибо за комплимент, внучек: давно я не слыхала — какая тут
красота! Вон на кого полюбуйся — на сестер! Скажу тебе на ухо, — шепотом прибавила она, — таких ни в городе, ни близко от него нет. Особенно другая… разве Настенька Мамыкина поспорит: помнишь, я писала,
дочь откупщика?
И поэзия изменила свою священную
красоту. Ваши музы, любезные поэты [В. Г. Бенедиктов и А. Н. Майков — примеч. Гончарова.], законные
дочери парнасских камен, не подали бы вам услужливой лиры, не указали бы на тот поэтический образ, который кидается в глаза новейшему путешественнику. И какой это образ! Не блистающий
красотою, не с атрибутами силы, не с искрой демонского огня в глазах, не с мечом, не в короне, а просто в черном фраке, в круглой шляпе, в белом жилете, с зонтиком в руках.
Бросить невесту, несравненную
красоту, Катерину Ивановну, богатую, дворянку и полковничью
дочь, и жениться на Грушеньке, бывшей содержанке старого купчишки, развратного мужика и городского головы Самсонова.
Помню только, как изредка по воскресеньям к нам приезжали из пансиона две
дочери Б. Меньшая, лет шестнадцати, была поразительной
красоты. Я терялся, когда она входила в комнату, не смел никогда обращаться к ней с речью, а украдкой смотрел в ее прекрасные темные глаза, на ее темные кудри. Никогда никому не заикался я об этом, и первое дыхание любви прошло, не сведанное никем, ни даже ею.
Матушка страстно любила своего первенца-дочь, и отсутствие
красоты очень ее заботило.
Идет она на высокое крыльцо его палат каменных; набежала к ней прислуга и челядь дворовая, подняли шум и крик; прибежали сестрицы любезные и, увидамши ее, диву дались
красоте ее девичьей и ее наряду царскому, королевскому; подхватили ее под руки белые и повели к батюшке родимому; а батюшка нездоров лежит, нездоров и нерадошен, день и ночь ее вспоминаючи, горючими слезами обливаючись; и не вспомнился он от радости, увидамши свою
дочь милую, хорошую, пригожую, меньшую, любимую, и дивился
красоте ее девичьей, ее наряду царскому, королевскому.
Отыскал заветный гостинец и для своей средней
дочери: тувалет хрустальный, а в нем видна вся
красота поднебесная, и, смотрясь в него, девичья
красота не стареется, а прибавляется.
Призадумался честной купец и, подумав мало ли, много ли времени, говорит ей таковые слова: «Хорошо,
дочь моя милая, хорошая и пригожая, достану я тебе таковой хрустальный тувалет; а и есть он у
дочери короля персидского, молодой королевишны,
красоты несказанной, неописанной и негаданной: и схоронен тот тувалет в терему каменном, высокиим, и стоит он на горе каменной, вышина той горы в триста сажен, за семью дверьми железными, за семью замками немецкими, и ведут к тому терему ступеней три тысячи, и на каждой ступени стоит по воину персидскому и день и ночь, с саблею наголо булатного, и ключи от тех дверей железныих носит королевишна на поясе.
— Нет-с, я найду не по
красоте, а по своей основательности-с… Он что найдет? он горечь какую-нибудь найдет! а я желаю за себя купеческую
дочь взять, чтоб за ней, по крайности, тысяча серебра числилась…
— У нас, господа, всякому гостю честь и место, и моя
дочь родной отцов цыганский обычай знает; а обижаться вам нечего, потому что вы еще пока не знаете, как иной простой человек
красоту и талант оценить может. На это разные примеры бывают.
По самодовольному и спокойному выражению лица его можно было судить, как далек он был от мысли, что с первого же шагу маленькая, худощавая Настенька была совершенно уничтожена представительною наружностью старшей
дочери князя Ивана, девушки лет восьмнадцати и обаятельной
красоты, и что, наконец, тут же сидевшая в зале ядовитая исправница сказала своему смиренному супругу, грустно помещавшемуся около нее...
Старик представил меня жене, пожилой, но еще красивой южной донской
красотой. Она очень обрадовалась поклону от
дочери. За столом сидели четыре дочки лет от четырнадцати и ниже. Сыновей не было — старший был на службе, а младший, реалист, — в гостях. Выпили водочки — старик любил выпить, а после борща, «красненьких» и «синеньких», как хозяйка нежно называла по-донскому помидоры, фаршированные рисом, и баклажаны с мясом, появилась на стол и бутылочка цимлянского.
— Сначала я ее, — продолжала она, — и не рассмотрела хорошенько, когда отдавала им квартиру; но вчера поутру, так, будто гуляя по тротуару, я стала ходить мимо их окон, и вижу: в одной комнате сидит адмиральша, а в другой
дочь, которая, вероятно, только что встала с постели и стоит недалеко от окна в одной еще рубашечке, совершенно распущенной, — и что это за
красота у ней личико и турнюр весь — чудо что такое!
Аггей Никитич, припомнив фигуру инвалидного поручика и мысленно согласившись, что у того живот был несколько кривой, улыбнулся. Досталось равным образом от пани Вибель и высокой девице, танцевавшей с поручиком вальс, которая была, собственно,
дочь ополченца и не отличалась ни умом, ни
красотой.
Красота ее все более и более поражала капитана, так что он воспринял твердое намерение каждый праздник ходить в сказанную церковь, но дьявольски способствовавшее в этом случае ему счастье устроило нечто еще лучшее: в ближайшую среду, когда капитан на плацу перед Красными казармами производил ученье своей роте и, крикнув звучным голосом: «налево кругом!», сам повернулся в этом же направлении, то ему прямо бросились в глаза стоявшие у окружающей плац веревки мать и
дочь Рыжовы.
Всем известная приветливость и любезное обращение г. Балалайкина (кто из клиентов уходил от него без папиросы?) в значительной степени скрашивали его телесные недостатки; что же касается до невесты, то
красотою своею она напоминала знойную
дочь юга, испанку. Дайте ей в руки кастаньеты — и вот вам качуча! И зной и холод, и страстность и гордое равнодушие, и движение и покой — все здесь соединилось в одном гармоническом целом, и образовало нечто загадочное, отвратительно-пленительное…
Боярин Дружина Андреевич, телом дородный, нрава крутого, несмотря на свои преклонные лета, недавно женился на первой московской красавице. Все дивились, когда вышла за него двадцатилетняя Елена Дмитриевна,
дочь окольничего Плещеева-Очина, убитого под Казанью. Не такого жениха прочили ей московские свахи. Но Елена была на выданье, без отца и матери; а
красота девушки, при нечестивых нравах новых царских любимцев, бывала ей чаще на беду, чем на радость.
— На ней!.. Никогда, никогда! — перервал Милославский. — Но, может быть, ты обманулся… да, добрый Кирша, ты, точно, обманулся… Эта кроткая девица, этот ангел
красоты…
дочь Шалонского… Невозможно!..
Бабушка вспомнила, что девушка, которая изображалась рядом с ее
дочерью на одном полотне, далеко уступала княжне по
красоте лица и по формам тела.
— Да, mesdames, я с радостию готова поверить вам мою семейную тайну. Сегодня после обеда князь, увлеченный
красотою и… достоинствами моей
дочери, сделал ей честь своим предложением. Князь! — заключила она дрожащим от слез и от волнения голосом, — милый князь, вы не должны, вы не можете сердиться на меня за мою нескромность! Только чрезвычайная семейная радость могла преждевременно вырвать из моего сердца эту милую тайну, и… какая мать может обвинить меня в этом случае?
— Ущити, воевода, честную отецкую
дочь! — кричала Охоня. — Твои солдаты безвинно опростоволосили и надругались над моею дивьей
красотой… Смертным боем хотели убить.
Он любил белолицых, черноглазых, красногубых хеттеянок за их яркую, но мгновенную
красоту, которая так же рано и прелестно расцветает и так же быстро вянет, как цветок нарцисса; смуглых, высоких, пламенных филистимлянок с жесткими курчавыми волосами, носивших золотые звенящие запястья на кистях рук, золотые обручи на плечах, а на обеих щиколотках широкие браслеты, соединенные тонкой цепочкой; нежных, маленьких, гибких аммореянок, сложенных без упрека, — их верность и покорность в любви вошли в пословицу; женщин из Ассирии, удлинявших красками свои глаза и вытравливавших синие звезды на лбу и на щеках; образованных, веселых и остроумных
дочерей Сидона, умевших хорошо петь, танцевать, а также играть на арфах, лютнях и флейтах под аккомпанемент бубна; желтокожих египтянок, неутомимых в любви и безумных в ревности; сладострастных вавилонянок, у которых все тело под одеждой было гладко, как мрамор, потому что они особой пастой истребляли на нем волосы; дев Бактрии, красивших волосы и ногти в огненно-красный цвет и носивших шальвары; молчаливых, застенчивых моавитянок, у которых роскошные груди были прохладны в самые жаркие летние ночи; беспечных и расточительных аммонитянок с огненными волосами и с телом такой белизны, что оно светилось во тьме; хрупких голубоглазых женщин с льняными волосами и нежным запахом кожи, которых привозили с севера, через Баальбек, и язык которых был непонятен для всех живущих в Палестине.
— Ай, батюшки! Кто же это такой? — спросила Феоктиста Саввишна, и у ней уже глаза разгорелись, как будто дело шло об ее собственной
красоте или о
красоте ее
дочери.
Вот как выросла эта Настенька, и возненавидела ее барыня за
красоту, что на Настеньку все прельщаются, а на ее
дочерей нет, и прогнала ее без всякого награждения.
Пили, ели, а потом,
Хлебосольного царя
За прием благодаря,
Стали
дочь его дарить:
«Будешь в золоте ходить;
Будешь чудо
красоты...
Шатов, пораженный
красотою девушки, стоя в нескольких шагах, устремил внимательные взоры на каждое ее движение; Варвара Михайловна, выкушай свои четыре стакана серной воды, подала стакан
дочери.
Вполне уверенная в счастии своей
дочери, перед которою в глубине души признавала себя виноватою, удивляясь, не понимая, как она до сих пор так мало ценила и
красоту, и ангельскую доброту, и безграничную дочернюю любовь своей Наташи, — она почувствовала сама такую нежность и любовь к ней, которая мгновенно овладела всем ее существом, перед которою побледнели все ее другие желания и привязанности, все горячие увлечения.
Варвара Михайловна была поражена
красотой своей
дочери, как будто в первый раз увидела в ночном пестреньком платочке.
Варвара Михайловна, которая бог знает почему не благоволила к Наташе до совершенного ее возраста, а с некоторого времени, также бог знает почему, начинала ее горячо любить, которая даже не замечала прежде необыкновенной
красоты своей
дочери и только узнала о ней по тому впечатлению, которое Наташа стала производить на всех мужчин, Варвара Михайловна после двух предложений от таких блестящих женихов, вдруг почувствовала материнское тщеславие и особенную нежность.
В продолжение этого года
красота Наташи, старшей
дочери Болдухиных, достигла полного своего блеска.
На другом конце террасы поместилась
дочь графа, Ольга Петровна Басаева, молодая вдова, с несколько сухой, черствой
красотою, но, как видно, очень умная и смелая.
Елена Васильевна, ее
дочь, девушка немного за 20 лет в полном цвете
красоты и здоровья; в манерах видна избалованность и привычка повелевать.
«И царь тот раза три на дню
Ходил смотреть на
дочь свою;
Но вздумал вдруг он в темну ночь
Взглянуть, как спит младая
дочь.
Свой ключ серебряный он взял,
Сапожки шелковые снял,
И вот приходит в башню ту,
Где скрыл царевну-красоту!..
Я послал вам сына моего возлюбленного, и вы убили его. Я послал вам другого утешителя —
дочь мою. И вы не пощадили ее. Я создал вам власть, я обтесал твердый мрамор — и каждый день вы любовались
красотою этих древних кудрей, вышедших из-под моего резца. Вы разбили мое создание, и вот остается дом ваш пустым. Но завтра мир будет по-прежнему зелен, и море будет так же спокойно.
Приелась девка Карпу Алексеичу, иной
красоты захотелось… Воззрился на меньшую
дочь Лохматого, Натальюшку.
И все это вместе:
Дочь и Невеста, Жена и Матерь, триединство Блага, Истины,
Красоты, Св.
— Удивляюсь я, как это ваша
дочь, при всей своей
красоте и невинном поведении, не вышла до сих пор замуж! — сказал Никодим Егорыч Потычкин, полезая на верхнюю полку.
Что, она не хочет идти? Не бойся, господин, она пойдет и будет любить тебя… это просто девичий стыд, господин! Вот Я подстегну ее этим концом веревки — хочешь, Я доведу ее до твоей опочивальни, до самого твоего ложа, добрый господин? Возьми ее с веревкой, веревку Я отдаю даром, но избавь Меня от небесной
красоты! У нее лицо пресветлой Мадонны, она
дочь почтеннейшего Фомы Магнуса, и они оба украли: один свое имя и белые руки, другая — свой пречистый лик! Ах!..
— Много на небе Аллаха восходящих вечерних звезд, но они не сравнятся с золотым солнцем. Много в Дагестанских аулах чернооких
дочерей, но
красота их потускнеет при появлении грузинской девушки. Немного лет осталось им красоваться! Она придет и — улыбнется восточное небо. Черные звезды — глаза ее. Пышные розы — ее щечки. Темная ночь — кудри ее. Хвала
дочери храброго князя! Хвала маленькой княжне Нине Джаваха-оглы-Джамата, моей внучке!
Среди деревьев мелькнул дом, тарантас подкатил к крыльцу. Вышла Софья Андреевна, радушная и любезная, со следами большой былой
красоты. Мы прошли на нижнюю террасу, где в это время пили кофе. Были тут
дочь Льва Николаевича, Александра Львовна, сын Лев Львович, домашний доктор, — кажется, Никитин, — еще несколько человек взрослых и детей.
— Ты малодушник, — сказал я. —
Дочь Птолемея прекрасна, об этом ни слова, но здоровье для всякого человека есть самое высшее благо, а притом Птоломей так суров, а мать Магны, Альбина, так надменна, что если душа твоя чувствует пламень
красот этой девушки, то из этого ничего для тебя хорошего выйти не может.
Стройный и хорошенький, очень любивший свою
красоту, он охотно рассказывал, как женился на пожилой
дочери статского советника, как крестился для этого.
Оба они в один год сошли в могилу, почти следом за своей монархиней, когда их единственной
дочери шел двадцать шестой год, не оставив ей никакого состояния, кроме знатности и
красоты. Последняя в тот романтический век была сама по себе хорошим капиталом, не в том смысле, как понимается это выражение теперь, а действительным состоянием, обеспечивающим девушку на всю жизнь и делающим ее счастливой и довольной.
Недаром князь Василий гордился своей
дочерью, но ее чарующая
красота порой наводила его на печальные думы.
Скорее деньги Иоганна фон Ферзена, чем еще только расцветшая
красота его
дочери Эммы за несколько лет до того времени, к которому относится наш рассказ, сильно затронули сердце соседа и приятеля ее отца, рыцаря Эдуарда фон Доннершварца, владельца замка Вальден, человека хотя и молодого еще, но с отталкивающими чертами опухшего от пьянства лица и торчащими в разные стороны рыжими щетинистыми усами.
Красота Савина, между прочим, заставляла ее опасаться за младшую
дочь; чутьем матери она провидела, что Николай Герасимович именно такой человек, которым может увлечься очень молоденькая девушка, а это увлечение может, в свою очередь, расстроить все ее финансовые соображения, которые по мере возрастающего успеха ее
дочери среди мужчин достигали все более и более круглых и заманчивых цифр.
Ваша
дочь без всякого, с моей стороны, приглашения вернулась ко мне, разыграла нежную сцену, доказавшую, что к ней не только перешла
красота, но и ум ее матери, и даже упала в обморок. Не желая вторично причинять вам „материнского“ горя, посылаю ее к вам обратно.
Выдающаяся
красота юной
дочери князя Василия Прозоровского княжны Евпраксии не могла не произвести сильного впечатления на сластолюбивого и женолюбивого Григория Лукьяновича.
Экономка, скрестив руки, благоговейно смотрела на внучку Яскулки,
дочь генерала, как будто пораженная ее
красотой и величием.